Демон откинул голову, стараясь удержать стон. Болело жутко. И единственным способом не провалиться в темноту был разговор. На любую тему.
– Зачем ты это делаешь?
Кел-ле сухо проинформировала, пропитывая чистую тряпку чем-то вонючим:
– Ты спас моего брата.
– Мне должен он, не ты, – но лечению Шенер не сопротивлялся. Сил не хватало. Все-таки полоснуло его серьезно.
– Жизнь за жизнь, Шенер. – Он не понимал, что она делает, но боль потихоньку уходила. Бок слегка подмораживало, но это ему казалось самым приятным, что могло быть. – Кел-ле никогда не бросают тех, кто на их стороне.
– Долбанутые! Оба! И я вместе с вами.
– Что поделать. Если один – безбашенный охотник, вторая – чокнутая предсказательница, то и самому недолго свихнуться.
– Не хотелось бы. – Он поморщился, пытаясь привстать. – Чокнутых демонов мир не перенесет.
– Лежи, тебе надо отдохнуть. Навоюешься еще.
Шенер выдохнул. Возражать сил не осталось. Ему стало намного легче, глаза закрывались, жутко хотелось спать.
Предсказательница устроилась рядом, поглядывая за пропитанной кровью повязкой. Лечить демона – задача сложная. Она прикрыла глаза, пытаясь поймать местоположение брата, и головная боль стала ей ответом.
Айша со стоном открыла глаза, пытаясь сообразить, что вообще происходит. Демона не было, как и его раны. Предсказательница лежала на той кровати, где и заснула.
– Неужели сон? – Она привстала на локте, осматривая комнату. Ничего. Кел-ле поморщилась – ничего хорошего в таком сне не было. Предчувствие неизбежного выкручивало внутренности, но поделать с ним женщина ничего не могла. Ей оставалось только ждать.
Часы с кукушкой бодро отстучали двенадцать раз – то есть до полуночи оставался еще час.
Честно говоря, Миар не понимал, какой остолоп может притащить на кухню часы с боем и маятником, но факт остается фактом: те стояли возле чулана и бодро отсчитывали минуты.
По столу загрохотали тарелки, одну поставили прямо напротив инкуба.
– Приятного аппетита! – радостно пожелал веселый мужской голос.
Сноходец задумчиво ковырнул пальцем содержимое тарелки – иначе как «горелой гадостью» охарактеризовать его было нельзя, равно как невозможно было определить, из чего это все приготовили, – и поднял глаза на говорившего. Перед ним, скалясь во все зубы, стоял уже знакомый за прошедшие дни вампир. Как там его? Казмер? Да нет, Казмер поспокойнее, порассудительнее. Это Лайош.
– Приятного, говорю, аппетита! – так и не дождавшись ответа, повторил парень.
Инкуб потянул носом: от тарелки ощутимо пахло паленым.
– А это точно съедобно? – еще несколько дней назад он бы сошел с ума от страха, скажи ему кто, где он будет находиться и с кем разговаривать, но сейчас… Миар просто устал. На него навалилось какое-то тупое оцепенение и равнодушие. Он попросту устал бояться. И сейчас сидел на кухне, не задумываясь о том, кто его собеседник.
Вампир прищурился и тоже неуверенно ткнул пальцем в тарелку, стоящую перед инкубом, понюхал грязь, оставшуюся на ногте, и пожал плечами:
– Демон его знает… Граф ест, пока не жаловался.
Тут Лайош, надо сказать, лукавил. В дни, когда на кухне кашеварил младший Шабо, граф не ел вообще ничего – себе дороже выйдет: отравишься, не будешь знать чем. Это, кстати, и послужило причиной такого зверского аппетита на плюшки в день знакомства с мэтром Креем.
– Ты сам свою стряпню пробовал? – не успокаивался инкуб.
– Тю! – фыркнул парень. – Я что, самоубийца это есть? Мы с Казмером в городе обычно завтракаем.
Миар передернулся и инстинктивно поправил начавший натирать шею воротник. Вампир разглядел этот жест и расхохотался:
– Успокойся, мы ж не только кровью питаемся, мог бы уже это запомнить. Я ж о чем говорю. – Он плюхнулся на лавку напротив сноходца. – Из меня повар… сам видишь, в общем. Казмер слегка готовит, но его ж каждый день кашеварить даже господин Брайн не заставит. Короче, тут неподалеку в городе есть хорошая таверна. Если хочешь, можно будет часа за три до рассвета смотаться, перекусить, – вампир поймал судорожное движение Миара к воротнику и хмыкнул, – обычной пищи. Я хоть и вампир, но прожаренный кусок мяса уважаю… Прожаренный, а не сгоревший, как у меня получается…
Миар дернул уголком рта, показывая, что оценил шутку, а Лайош продолжил развивать мысль:
– Из низших в замке сейчас только я с Казмером…
Тут Миар уже не удержался:
– А чем вы от высших отличаетесь? Я пару раз слышал упоминание, но так и не понял…
– А что тут понимать? Низшие – обращенные, высшие – урожденные. Тут есть, правда, маленький нюанс. Мы с Казмером – хоть и урожденные, но низшие.
– Это как?
– У нас оба родителя были низшими. А когда папа – низший и мама – низшая, ребенок ну никак высшим не родится. А у нас и способностей чуть поменьше получается, чем у того же графа. Так на чем я остановился?.. Ах да. Граф не разрешает сейчас никого обращать, хотя лишняя пара рук нам бы не помещала. Замок разваливается просто на глазах: паутина, мыши летучие развелись… А ну кыш отсюда! – рявкнул он, вскакивая и замахиваясь тряпкой на эту самую мышь, влетевшую через окно.
– Вам бы не помешала не лишняя пара рук, а лишняя пара голов, – флегматично протянула появившаяся на месте зверька девушка. А Лайош аж с лица спал:
– Ох, ваша милость, я ж гостей не ожидал! Граф наверху, занят. Казмер дрыхнет, как собака последняя. Один я тут как белка в колесе…